«Думаю, это показательная порка». Поговорили с парой, которая на двоих отсидела 224 дня и неожиданно вышла

«Когда мы вышли после всех этих суток, на Сергея было страшно смотреть — весь заросший и худой. Первым делом мы обняли друг друга и тогда же решили уезжать из Беларуси», — говорит Анастасия Крупенич-Кондратьева. С мужем они провели в изоляторах 224 дня. По 112 каждый. Супругов девять раз судили по ст. 19.11 КоАП РБ за пересылку новостей из «экстремистских телеграм-каналов» друг другу, а потом неожиданно выпустили. О том, как прошли для них дни за решеткой, условиях в ЦИП и романтике в заключении, Настя и Сергей рассказали Zerkalo.io.

В пятницу, 5 ноября, Анастасия и Сергей освободились из ЦИП на Окрестина, а уже 8-го покинули Беларусь. Сейчас они находятся в Варшаве, живут у друзей, с которыми сидели сутки. Психологически, говорят, чувствуют себя бодренько, физически — похуже: после Окрестина у девушки начались «проблемы по-женски», парень — похудел на 11 кг. В ближайших планах взяться за польский, а пока у них карантин.

— По образованию я учитель русского языка и литературы. До января 2021-го была воспитателем группы продленного дня в одной из гимназий Минска. Зимой Сергея, он android-разработчик, пригласили работать во Вроцлав. Мы подумали: классная возможность. Я уволилась, и мы переехали, — рассказывает Анастасия и вспоминает, что за границей они очень скучали по Беларуси. — Пока привыкали к новому месту, мужу стали предлагать хорошие вакансии в Минске. В итоге все сложилось так, что мы собрали чемоданы и через полтора месяца вернулись. Сняли квартиру и хорошо себя чувствовали. Никаких предпосылок, что с нами что-то случится, не было. Правда, летом, когда в новостях начали писать про задержания в компаниях «21 век», «Модум», «Юркас», у меня появилось ощущение, что придут и за нами, но не в этом году.

— Почему?

— Мы же выходили на мирные акции.

Анастасия почти не ошиблась. 15 июля ей позвонили из ГУБОПиКа и предложили подойти. Причина — ее комментарий. По словам девушки, двумя неделями ранее в одном из "экстремистских" телеграм-каналов, где деанонимизируют силовиков, она увидела отца одного из своих учеников. Там, продолжает, уже были его паспортные данные, адрес, указывалось и то, что он участвовал в делах Виктора Бабарико и Марии Колесниковой.

— И у меня случился диссонанс. Этот человек так хотел, чтобы обучение велось по-белорусски, сам старался говорить на мове — и тут он уже в этих списках. И я написала в чат-бот телеграм-канала, что его ребенок ходит в гимназию, где я работала. Телеграм-канал, как мне позже рассказал Сергей, на тот момент уже был под контролем силовиков, — описывает происходящее Анастасия. — Когда я набирала комментарий, у меня не было ненависти к отцу или ребенку (как это пытаются преподнести в провластных телеграм-каналах). Я не собиралась никому вредить. Это было удивление. Насколько помню, я не указывала ни номер учебного заведения, ни класс. Однако в ГУБОПиКе мой поступок трактовали как слив персональных данных ребенка. Сказали, уже чуть ли не покушение на него случилось. Хотя, понимаю, меня просто запугивали. После допроса меня повезли домой на осмотр, там ничего не нашли. Стали лазить в телефоне. Увидели нашу с Сергеем переписку, в ней репосты новостей из "экстремистских" телеграм-каналов, обрадовались: «То, что нам надо».

— Видимо, когда они нашли переписку, начали набирать мне, но я был занят на работе и не снимал. Потом заметил сообщение от Насти: «Звонит ГУБОПиК, нужно прийти» и поехал к ним в офис на Революционную, — подключается к разговору Сергей. — Разговор с сотрудником длился минут тридцать. Он меня оскорблял, возмущался, мол, что вам не нравится, говорил, что айтишники зажрались, и не понимал, почему мы приперлись назад из Польши. В конце он сообщил, что жену посадят лет на 5−7, а я поеду по «административке» за распространение экстремистских материалов.

В Ленинское РУВД Настю и Сергея повезли вместе. Здесь на супругов выписали по протоколу по ст. 19.11 КоАП РБ (Распространение информационной продукции, включенной в республиканский список экстремистских материалов), а на следующий день суд назначил жене 12 суток, а мужу — 13.

— В РУВД следователь показывал, что на меня будет четыре протокола, а на Сергея — три, но мы не восприняли это серьезно, — возвращается к тем событиям Анастасия. — По истечении 12 суток мне принесли новый протокол, Сергею, как он позже рассказал, тоже. И началось. Новый протокол мог «прилететь» за 2−3 часа до выхода, за день, и даже шесть суток. В какой-то момент из-за всей этой ситуации у меня начались панические атаки и паранойя. Я понимала: люди приходят и уходят, а я все сижу. Стало страшно: казалось, я в изоляторе навсегда… И это постоянное замкнутое пространство. Смотришь в окно через решетку, там люди ходят, жизнь идет, а ты сидишь и ешь эту кашу. Потом отпускало, возвращалась бодрость. Перед девятым судом, когда меня в очередной раз привезли в РУВД и указали на стопку «скриншотов» из моего телефона, поняла: Новый год буду встречать с перловкой и сотрудниками ЦИПа. Иллюзий и надежд у меня не было.

— А у вас, Сергей?

— Я всегда искал какие-то логические объяснения всему. Сначала думал, срок давности по нашим делам два месяца - значит, столько и просидим. Когда выяснилось, что не два месяца, а год, почему-то определил себе время до февраля. Адвокат, кстати, сказал, что следователь должен был сразу при задержании осмотреть телефон, найти все [экстремистские] перепосты, но он этого не сделал. На распечатках, которые представляли в суде, был виден разный уровень заряда батареи и то, что телефон заряжали. Значит, мобильный смотрели без меня. Это, объяснял защитник, незаконное вторжение. Зачем следователь так поступал, я не знаю: думаю, это месть. На Окрестина мы встречали и других людей, которые сидели с родственниками, например, родители и дети.