Как живет Шчучыншчына в новом амплуа

Шчучыншчына, Шчучыншчына-а-а-а! Эти слова плотно засели в музыкальных чартах и головах белорусов — они который день напевают песню «восходящей звезды белорусской эстрады Елены ЖелудOk». Ее клип, кстати, набрал уже почти 400 тысяч просмотров. TUT.BY отправился в самый хайповый сегодня район Беларуси и узнал у местных, что они думают о такой популярности и слышали ли песню (спойлер: ну конечно, кто же не слышал!).

• 
  Ольга КомягинаЖурналист TUT.BY

В Щучинском районе живет чуть более 39 тысяч человек, есть два поселка городского типа — тот самый Желудок, который упоминается в песне, и еще Острино, а также 435 деревень и сел. И, конечно, сам районный центр Щучин. Здесь живет чуть более 16 тысяч человек.

Но мы сворачиваем на проселочные дороги.

Щучинщина в октябре — в ярко-желтых красках осенних деревьев с яблоками-паданками в высокой, еще зеленой траве, с традиционными тракторами на дорогах, с дымом от горящей листвы и полями, где хлопотливо ведутся последние в этом сезоне сельхозработы.

В реальности Елену ЖелудOk, исполнительницу «Шчучыншчыны», зовут Елена Зуй-Войтеховская, она актриса Белорусского молодежного театра. Текст «Шчучыншчыны» написали купаловцы Михаил Зуй и Дмитрий Есеневич. Да и даже не в этом году: однажды, будучи на гастролях, актеры увидели журнал, где было написано «Шчучыншчына». Начали импровизировать и «перекидывать» слово друг другу — в этом стендапе родилась незатейливая песня.

 

Подготовка к ролику была серьезней, чем вы думаете. Поговорили с создателями «Шчучыншчыны»

 

Каревичи: несколько хат и плохой интернет

— Вазьміце яблычкі, праходзьце ў сад, набярайце. Шмат у гэтым годзе. Гэта каштэля смачная і салодкая, — приглашает 81-летняя Мария из деревни Каревичи. Для нее интернет, все происходящее где-то в столице и хайповая песня «Шчучыншчына» — это как Австралия. Далеко — и все с ног на голову.

Все больше интересно о своем «штодзённым і простым»: собрать урожай, перекопать огород, покормить кошку и доковылять до каплички, до которой от старой деревянной хаты километра полтора, поговорить с соседками и вернуться потихоньку домой.

— Я адна жыву ўжо 30 год, мужа ўжо няма. 12 год з ім пражыла. Ай. І добра, што адна. Раней і карову трымала, зараз цяжка стала, — рассказывает пожилая женщина.

«Шчучыншчыну» она, конечно, не слышала. Пытаемся включить, но мобильный интернет в деревне тянет плохо. За ним надо ехать все к той же капличке. Бабушка только машет рукой.

 — Ай, што гэтыя песні. Я нічога не слухаю асабліва. І ў маладосці на дыскатэкі не хадзіла. Нешта там па радыё круцяць зараз. Ну і ўсё на гэтым. Давайце я вам лепш яблыкаў пазбіраю, — бабушка быстро идет к старым яблоням и выбирает «лепшыя» яблоки.

Параллельно рассказывает, что в деревне осталось всего четыре жилых дома, а раньше населенный пункт был, конечно, побольше. А вообще жить на Щучинщине, говорит, хорошо — вокруг леса и поля, красота: «Прыгожа ў нас тут». А потом вдруг говорит спасибо — что остановились около ее дома и хоть немного, но поговорили. Обнимает нас — и обещает, что обязательно доковыляет до соседки, чтобы все же послушать песню, о которой, «па вашых словах», говорит вся страна.

 — Цікава ж стала, што там у вашых гарадах слухаюць.

В небольшом Острино местные «Шчучыншчыну» уже слышали.

— Классная песня. Юморная. Мы здесь смеемся все, — говорит один из рабочих, которые ремонтируют кровлю на одном из домов поселка. — …Вася, Вася, сейчас надо будет на ту сторону положить все!

Бригадир отвлекается от разговора, а потом рассказывает, что жить на Щучинщине «нормально — как и везде в сельской местности. В общем, привыкли — все хорошо, и песня тоже хорошая — поднимает настроение».

— Мы быстро разобрались, что это юмор. Но, думаю, ее можно и на дискотеках ставить. Почему бы и нет, — говорит одна из местных жительниц около магазина в центре местечка.

— Жаль, что про нас в ней нет ни слова. Говорите, популярная песня стала в интернете? А у нас послушали, удивились, кто-то посмеялся, да и все на этом. Никакого ажиотажа, — говорит еще одна женщина.

Гурнофель: необычное название, цветы и «химия»

А вот в местечке с необычным названием Гурнофель песню обсуждают вот уже несколько дней. Кажется, местные и не догадываются, что это — сатира купаловцев, и с абсолютной серьезностью рассуждают о том, что исполнительница — «это кто-то из Щучина», а песня, «наверное, сделана для какого-то молодежного конкурса».

— А это не вы ее придумали? Вот вы очень похожи на ту девушку в клипе, — показывая на журналистку TUT.BY, говорит одна из местных жительниц. Нам так совсем не кажется, но похожие вопросы задают и другие гурнофельцы.

А вот Вера Ивановна и Валентина Ивановна долго и обстоятельно рассказывают о своем поселке. Первая женщина «Шчучыншчыну» еще не слышала, вторая клип в интернете уже посмотрела, осталась довольна — и решила для городских провести небольшой экскурс по местечку, которое неожиданно стало популярным в Сети.

Вера Ивановна (слева) и Валентина Ивановна (справа)

— Што ў нас тут ёсць? Масцерская вунь хазяйства, два магазіна, бібліятэка. Возера прыгожае і стары сад ад усадзьбы астаўся. А яшчэ дварэц быў. Ну такі прыгожы, такі прыгожы — казка проста! Там кантора была, але потым знеслі яго. Мы як даведаліся пра знос, дык сталі пісьма пісаць, ездзіць у горад да начальства, але ніхто нас не паслухаў. Дык трактар, калі разбуралі гэты панскі дом, не адразу змог яго разрушыць. Там такія сцены былі, дуб у перакрыціях. Эх. А зараз там два новых дамы пастроены.

Валентина Ивановна рассказывает, что в поселке на главной улице — все в цветах. Жители, как для конкурса, делают около своих домов каждый год новые клумбы, одна другой красивее.

Рядом с поселком — исправительное учреждение открытого типа, так называемая химия. Но местные говорят, что каких-то неудобств такое соседство не приносит.

— Не было ніколі канфліктаў. У мужыкоў там дысцыпліна, — говорит Вера Ивановна.

Женщины рассказывают, что жить в Гурнофеле им в общем и целом хорошо.

— Мы пенсію палучаем, яшчэ працуем. Так што ў апазіцыю не пайдзём, — смеется Валентина Ивановна.

— Не-е-е, не пайдзём, — вторит ей подруга.

О том, почему их местечко носит такое необычное название, женщины сказать затрудняются. Говорят, да как-то и не задумывались.

А вот некоторые местные считают, что Гурнофель переводится с немецкого как «Горное поле», хотя вокруг поселка — равнинная местность. Историки же говорят о том, что в позапрошлом веке в Беларуси селились этнические немцы, и тогда населенных пунктов, которые носили их фамилии, было достаточно много. Перед Первой мировой войной многие из них переименовали, а вот Гурнофель каким-то образом остался со своим исконным названием.

— Жила тут панна. Это ее дворец был, который снесли. Ну как дворец — усадьба. Потом в ней контора располагалась, а как хозяйство перестало существовать, остался только молочно-товарный комплекс, то и контора не нужна стала. Раньше-то в Гурнофеле и школа была, и местечко было побольше, а сейчас только вон библиотека осталась. Детей на автобусе в Василишки возят в школу, — говорит одна из местных жительниц.

По поселковой дороге идут школьники.

— Ребят, а вы «Шчучыншчыну» слышали?

— Угу.

— И как?

— Не понравилась.

— Почему?

— Попса. Мы такое не слушаем, — фыркают подростки.

— А что слушаете?

— Моргенштерна, — гордо бросают парни и скрываются в подъезде.

Желудок, Заря Коммунизма и Ляды, которых нет

В Желудке после обеда — тихо и размеренно: велосипедисты на улицах, коровы на полях, около магазина — лошадь с повозкой.

— А чаго вы прыехалі? У нас жа каранавірус, вой-вой, — охают две женщины на главной площади. — Дахаты едзьце. Якая песня, што вы, не да яе. Вунь у нас адны перахварэлі, другія пачалі хварэць.

В местном сельсовете сотрудники на упоминание «Шчучыншчыны» улыбаются. Говорят, сначала думали, что написал композицию кто-то из своих, потом «грешили» на щучинскую молодежь, потом разобрались — ох уж эти купаловцы. Посмеялись, говорят, и решили: все же хорошо, что в песне, пусть и сатирической, упоминается Желудок. Может быть, хоть к ним поедут туристы, ведь на местном уровне сделано уже достаточно много.

Во-первых, есть же знаменитая усадьба Четвертинских. Правда, сейчас там безлюдно: суровый сторож открывает ворота, просит расписаться в журнале посещений (за день усадьбу посетило всего несколько человек), берет по 4 рубля с каждого и напоминает, что внутрь здания заходить нельзя: «Прокуратура запретила». Среди деревьев пасутся овечки, шурша опавшей листвой, вокруг усадебного дома натянута красно-белая лента. Кроме прогулки по аллеям, здесь делать больше нечего.

— Ну что, насмотрели на 4 рубля? — останавливается около нас местный житель. Он говорит, что приезжих стало меньше: то ли коронавирус, то ли осень — летом-то людей побольше. — А вообще что тут приезжим делать: нет ни кафе, ни баров, негде переночевать. Нет, есть одна столовая, но покормят вас там, только если поминки какие-нибудь будут, а так она закрыта. Был еще бар когда-то на окраине поселка — тоже закрылся. И ничего в том здании не могут сделать — все закрывается. Проклятие какое-то. Значит, думаю, надо вернуть туда «историческую» рюмочную, — философствует мужчина.

А еще в Желудке каждый год проходит Фестиваль цветов, которым местные очень гордятся и готовы рассказывать о нем много и обстоятельно.

— Еще вот поставили информационный стенд в центре поселка, сделали навес для торговли для удобства людей. Чтобы продавали излишки с огородов. Пока не очень торговля идет. Не привыкли. Книгу о Желудке издали. Что-то делаем в плане туризма, конечно. И в усадьбу приезжают в большей степени благодаря тому, что про нее в интернете пишут. Вот и песня — ну пусть Желудок станет хоть вот так популярным. Мне видео дочь скинула. Сначала тут думали, что поет кто-то из местных, начали искать. Увидел на кадрах бабушку. Подумали, что в одной из деревень она живет. А потом все выяснили, узнали, что актриса поет из Минска. Не расстроились, а посмеялись. Ажиотажа песня, конечно, не вызвала, но разговоры были, — говорит председатель Желудокского сельсовета Геннадий Цивинский.

…Ну, как вы поняли, до местных волна популярности дошла в несколько усеченном варианте и с головой не накрыла. А многие так вообще ничего не слышали.

— Дык няма ў нас інтэрнэта. Не ўмеем мы ім пользавацца. Мы ж з вёскі каля Жалудка, а не адсюль, — говорят две бабушки на остановке.

— А деревня Ляды у вас есть?

— Няма ў нас ніякіх Лядаў. Фарный Канец ёсць, Зара Камунізму ёсць. Лядаў — няма. Прыдумка нейкая.