Зачем силовикам «покаянные» видео и почему люди соглашаются их записывать? Мнение

Покаянные видео для белорусских силовиков — не придумка из лета 2020-го. Еще в далеком 2011 году извиняться на камеру пришлось россиянину — хоккейному тренеру Андрею Назарову. За несколько часов до этого мужчина задирал болельщиков на «Минск-арене» и размахивал клюшкой. Куда более резонансным стало видео из ноября 2018 года. Тогда силовики заставили извиняться подростка за пощечину скульптуре городового. На тот момент министр внутренних дел Игорь Шуневич позже признался, что это была его идея. На вопрос, зачем он заставил подростка извиняться, глава МВД ответил коротко: «Затем». В августе 2020 года идея заставлять «каяться» на камеру задержанных возродилась. И вот уже более двух лет «покаянные» записи стали неотъемлемой частью работы силовиков. Что заставляет людей соглашаться на съемки в подобных видео и как в такой стрессовой ситуации работает психика? Об этом в своей колонке рассуждает психиатр Сергей Попов.

Сергей Попов

Врач-психиатр, психоаналитик, член Международной психоаналитической ассоциации, бывший заместитель председателя этического комитета Белорусской психиатрической ассоциации.

Мы провели в гараже на территории районного ОВД несколько часов. Милиционеры вели себя грубо, угрожали. Один ходил в маске с резиновой палкой, был вспыльчивый и внушал страх. Не было сомнений, что такой легко и без проблем распустит руки. На сознательном уровне не чувствовалось большого страха, все же мы были в этом гараже все вместе. Потом стали уводить куда-то в глубины здания по одному.

Но остаться одному, один на один с непредсказуемым агрессором, — это меняло всю ситуацию. Беззащитность и зависимость от того опасного и вспыльчивого другого приводили внутренний мир в хаос. Я завишу и беззащитен перед тем, кого боюсь и кого ненавижу. Меня ставят к стене перед видеокамерой. Другой, со скрытым маской лицом, не в форме, спрашивает: «Вам не жаль своих пациентов?» Это было такое, может быть, не очень явное, но очевидное предложение покаяться.

Мысли крутятся, как сказанное мной отзовется, к какому будущему приведет. К физическому насилию и унижению? Мои слова приблизят того, что с палкой, к тому, что его внутренний импульс ударить прорвется наружу? Или наоборот, отведут его насильственную агрессию от меня? Конечно, этот вопрос мне о пациентах — полный абсурд. Но посыл представителя силовиков ясен, и он получен моей психикой: «Я могу делать с тобой все, что хочу, и виноват в этом будешь ты, и никогда я».

Уверен, что этот описываемый опыт — это вполне легкий вариант. Уверен, что в большинстве других случаев и прессинг, и насилие, и жестокость на порядки больше. Так работает система.

На оккупированных территориях во время войны несогласных с новыми порядками вешали на столбе для всеобщего обозрения и напоминания. Ужасные картины. Сморите и помните.

Дело в том, что, согласно данным нейробиологии и психотравматологии, зеркальные нейроны обеспечивают нам весьма живой опыт проживания событий без непосредственного участия в них. Только через наблюдение за тем, как через этот опыт проходят другие.

Поэтому свидетельство насилия и причинения психической травмы тоже легко становится психической травмой. Быть свидетелем — это значит подвергаться массивному разрушающему воздействию. Белорусская система правопорядка и правосудия (но на самом деле система насильственного насаждения извращенного порядка и защиты жестокости) претендует быть весьма «современной» и «гуманистичной» (кавычки обязательны!). Как бы «современной» и «гуманистичной».

Покаянные видео, которые она производит в огромных количествах, на самом деле и есть эти столбы с повешенными. Да, это не убийство. Но насилием и инструментом угрозы и террора это не перестает быть. И не только для тех, кого принуждают говорить на камеру «покаянные» речи, но и для тех, кто их может услышать или увидеть.

Тот же человек, который оказывается вынужден говорить «правильные» слова на камеру определенно боится быть покалеченным, убитым, уничтоженным. Ведь не до законов же. В такие моменты психика переключается в режим обеспечения выживания. Мышление перестает оперировать категориями, в которых присутствует далекое будущее, сложнее опираться на свои убеждения.