С одной стороны — Чернобыль, с другой — правда о Куропатах и независимость. Рассказываем о роли Горбачева в белорусской истории

Первый и последний президент СССР Михаил Горбачев умер 30 августа на 92-м году жизни. Диапазон оценок его действий в родной России и в остальном мире колеблется от восхищения до проклятий. А кем он был для Беларуси — человеком, давшим стране свободу, или противником белорусской государственности, до последнего настаивавшим на воссоздании СССР? Разобрались, в чем вина Горбачева перед Беларусью и каковы его заслуги.

За все правление — лишь два визита в Беларусь

Газетная публикация о визите Горбачева в БССР в 1991 году. Фото: livejournal.com

Будучи генсеком ЦК КПСС, а затем первым и последним президентом СССР, Михаил Горбачев был в нашей стране всего два раза.

В счастливом для себя 1985-м Горбачев в атмосфере всеобщего обожания знакомился со страной, которую возглавил. Генсеку, посетившему Хатынь и возложившему цветы к Вечному огню на площади Победы в Минске, тогда было 54 года. Следующий раз в БССР он приехал уже в кризисном 1991-м, когда тщетно пытался остановить распад страны: на март был назначен референдум о сохранении Союза.

«Мы побывали на нескольких столичных предприятиях и в назначенное время прибыли в Академию наук. Выступление Горбачева было страстным, эмоциональным. Зал, и я в том числе, были восхищены патриотизмом, смелостью и актуальностью мыслей лидера государства. Выступавшие активно поддерживали Михаила Сергеевича, обещая оказывать ему всяческую помощь в его благородных намерениях по укреплению Союза, наведению порядка в обществе и на производстве», — писал в мемуарах «Уроки жизни» тогдашний спикер парламента Николай Дементей.

Беларусь в то время была вотчиной консерваторов. Поэтому агитируя за СССР в Минске и Могилеве, Горбачев гарантированно не встречал критиков и получал благодарную аудиторию. Формально это сработало. Всего по стране «за Союз» проголосовали 77,85%, в БССР результаты оказались еще более впечатляющими — 82,7%.

Но на плебисцит вынесли совершенно некорректный вопрос, не подразумевавший нормального отрицательного ответа: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?» Выходит, отказываясь от СССР, избиратель потенциально отказывался и от прав и свобод. Также во время референдума отсутствовала полноценная возможность для агитации против.

Серьезной юридической силы этот референдум не имел. Так что Горбачев по сути съездил впустую. В том же году в СССР случился путч — неудачная попытка государственного переворота. Затем все союзные республики провозгласили независимость.

По иронии судьбы именно в Беларуси, которую игнорировал Горбачев, в крышку гроба под названием СССР вбили один из самых крепких гвоздей (речь о Беловежских соглашениях). Алма-Атинская декларация, подписанная в конце декабря 1991-го, поставила в этом деле окончательную точку.

Чернобыль и преступное молчание

Михаил Горбачев и глава ГДР Эрих Хонеккер. Фото: Reuters

В столь редких визитах генсека и позднее президента в Минск нет ничего удивительного. В годы перестройки «бурлили» страны Балтии, независимости требовала Украина, разгорался конфликт между Арменией и Азербайджаном, Грузией и ее автономией Абхазией. Спокойная мирная «Белоруссия» не создавала для Кремля проблем, а значит находилась на периферии его внимания.

Игнорирование Беларуси по-своему символично, но в этом видится и абсолютный цинизм политика. В 1986-м, спустя год после прихода Горбачева к власти, именно БССР приняла на себя основной удар после катастрофы на Чернобыльской АЭС. Вины в аварии на руководителе СССР нет: не он строил станцию, не он не реагировал на многочисленные предупреждения от специалистов об имевшихся неполадках. Но Горбачев так и не приехал в Беларусь после аварии. Даже до самой станции, расположенной на территории Украины, он добрался лишь в 1989-м. А между тем именно на генсеке лежала ответственность за утаивание последствий катастрофы.

Авария произошла 26 апреля. Но лишь 30-го числа в газете «Правда» появилось краткое сообщение правительства о произошедшем. В нем утверждалось, что «радиационная обстановка на электростанции и прилегающей местности стабилизирована». А вот зарубежные читатели могли прочитать продолжение: «Уровень загрязнения несколько превышает допустимые нормы, но не в такой степени, чтобы требовалось принятие специальных мер для защиты населения» (цитаты по книге Аллы Ярошинской «Чернобыль: Двадцать лет спустя. Преступление без наказания»).

Между тем загрязненными оказались 23% территории Беларуси (46,5 тыс. км²), на которых проживали 2,2 миллиона человек (20% населения). Эти люди не получили соответствующей информации о масштабах трагедии. Власти не отменили торговлю на улицах, а еще 1 мая вывели людей на демонстрацию. Многие жители позднее столкнулись с долговременными последствиями воздействия радиации.

С обращением к жителям Союза генсек выступил лишь спустя две недели после аварии. «Горбачев молчал в течение 14 дней. <…> Хотя из-за вселенского характера катастрофы с первого дня было понятно, что скрыть ее не удастся, чтобы признать это, Горбачеву, видимо, требовалось взять чисто психологический барьер. Тот самый, который так и не смог преодолеть Ю. Андропов (находившийся, правда, между жизнью и смертью) в дни, когда советская ПВО сбила южнокорейский пассажирский самолет. Выступив по телевидению с обращением к стране и наконец-то откровенно рассказав о том, что произошло, Горбачев сделал важное для себя открытие: „чистосердечное признание“ <…> развязало руки для более решительных действий в сложившейся экстремальной ситуации», — писал его биограф Андрей Грачев в книге «Горбачев».

Действительно, в последующем об авариях сообщали оперативно. Именно при Горбачеве прекратились ядерные испытания в казахстанском Семипалатинске, начатые еще в 1940-х. Будь на месте генсека другой человек, о Чернобыле граждане Союза, вероятно, узнали бы лишь спустя десятилетия — как, собственно, произошло в Казахстане или на Урале (Кыштымская авария 1957 года, информацию о которой раскрыли лишь в 1989-м — как раз при Горбачеве).

Никакой независимости для Беларуси, самостоятельность — в культуре и социалке

Михаил Горбачев. 25 декабря 1991 года. Фото: Reuters

Вторым после Чернобыля краеугольным камнем, демонстрирующим отношение Горбачева к Беларуси, был вопрос независимости.

Сомнений нет: генсек был убежденным сторонником сохранения СССР. Свои реформы он начинал не для того, чтобы разделить Союз и дать независимость республикам. Наоборот — чтобы укрепить его и сделать государство более «человечным». Но попытка была обречена на провал. После поражения путча 1991 года была остановлена деятельность компартии, армия и КГБ были дискредитированы участием в попытке переворота. После этого оказалось, что части СССР удерживались только силой, а никаких механизмов, способных сохранить страну, не осталось.

Более того, Горбачев сделал все, чтобы Беларусь никогда не стала независимой. После упомянутого референдума марта 1991 года президент СССР запустил Новоогаревский процесс (заседания проходили в резиденции Ново-Огарево под Москвой). В нем участвовали девять союзных республик (кроме стран Балтии, Грузии, Армении и Молдовы, отказавшихся и от участия в референдуме, и от переговоров). Они договорились подписать договор о создании Союза советских суверенных республик (та же аббревиатура СССР). 20 августа это должны были сделать РСФСР, Казахстан и Узбекистан, а через некоторое время и другие республики (например, 3 сентября — Беларусь).

По договору Москва продолжала контролировать внешнюю политику, внешнеэкономическую деятельность, денежную эмиссию, армию, внутренние и пограничные войска, а также спецслужбы. В остальных вопросах (например, в сфере образования, культуры, социальной политики, частично экономики) республики получали большую самостоятельность. По сравнению с жестким унитарным Союзом можно было говорить о более мягком варианте Федерации. Несмотря на определенные противоречия, договор мог отложить распад СССР.

Но для Беларуси документ мог оказаться ловушкой. В нем не был четко прописан механизм выхода из Союза. Речь шла о «свободном выходе из него в порядке, установленном участниками Договора и закрепленном в Конституции и законах Союза». Но такой Конституции и законов еще не существовало. Кроме того, предусматривалось, что договор или его положения можно будет изменить лишь с согласия всех республик.

Этот проект четко показывает, на что Горбачев мог согласиться относительно Беларуси — никакой независимостью здесь и близко не пахло.

Свобода, Куропаты и первые выборы

Михаил Горбачев и его супруга Раиса машут репортерам во время посадки самолет после визита в Исландию, 13 октября 1986 года. Фото: Reuters

Дочитав до этого момента, читатель может с удивлением спросить: почему же тогда тысячи людей во всем мире, включая многих белорусов, искренне сожалеют о смерти Горбачева? Молчание во время Чернобыля, нежелание отпустить на свободу народы Союза — уже повод говорить о генсеке в отрицательных тонах.

А ведь в его биографии еще были Тбилиси-1989, когда солдаты избивали и убивали людей саперными лопатками, Вильнюс-1991, когда против безоружных людей пустили танки, а еще аналогичные примеры в Баку, Риге и других городах. Даже если Горбачев напрямую не был виноват в этом, как он доказывал в мемуарах «Жизнь и реформы», то нес за произошедшее политическую ответственность как глава страны. Осудив задним числом применение силы, он не сделал ничего, чтобы реальные исполнители были осуждены.

Это правда, но есть и другая сторона медали. Политика гласности, провозглашенная Горбачевым, возможность открыто обсуждать проблемы прошлого и настоящего в буквальном смысле разбудили общество, десятилетиями вынужденно находившееся в спячке.

Публикация в 1988 году статьи Зенона Позняка о расстрелах в Куропатах стала возможной именно в годы Горбачева. Прокуратура оперативно завела уголовное дело, провела раскопки и признала факт расстрелов со стороны НКВД. При предшественниках Михаила Сергеевича этот текст попросту бы не напечатали, а его автора осудили бы за клевету на социалистическую действительность. Куропаты бы уничтожили или в лучшем случае списали бы преступления на немцев, как это делается в наши дни.