В поисках утраченного времени: Средняя техническая школа в оккупацию

Ольга Мущук

На снимке 1942 года запечатлен класс образовательного учреждения, на табличке которого значилось: «Вища пiдготовча 3-клясова школа в Бересті Литовському». Украинский язык нас уже не удивляет, разный возраст учеников – тоже. Термин «пiдготовча» указывает на прикладной характер учебы: школа была призвана подвести подростков к ступени профессионально-технического образования.

Не буду утомлять идентификацией всех персонажей и просто обозначу имена: Люся Лянге, Нина и Лиля Гичан, Саша Карпук, Нина Панцевич, Люда Левчук, Юра Попов, Жора Милевский, Аня Зданевич, Алла Максимова, Тамара Мацкевич, Поля Ткачук, Люда Паевская, Нина Усик, Женя Капцевич, Женя Никитюк, Оля Мущук, Афанасий Мартишко, Алла Пролиско, Рая Михальчук, Коля Щербо... Сидящая на коленях девочка с белым воротником – Лиля Малюта, дочь шефа Мотыкальского района, который за ревностную службу получит пост бургомистра Бреста.

В центре сидят учителя: преподавательница украинского языка Мария Бричевская, математик Михаил Шубкин, биолог, чью фамилию восстановить не удалось (по окончании учебного года его назначат директором средней технической школы, где продолжит обучение значительная часть класса), начальник школьного отдела управы Павел Гриневич. Крайним справа стоит директор школы Ф. Драгейко.

14-летняя Оля Мущук (стоит за седовласым паном Гриневичем) ходила на занятия из Козловичей. До этого она училась в вистычской школе, окончила при Польше пять классов и на осень 1939-го готовилась идти в шестой, но тут сменилась власть, и детей снова отсадили в пятый. За два советских года добрались наконец до седьмого класса, но пойти в него было не суждено: немцы снова санкционировали потерю года.

Любопытно, что в 1939-м советская власть прислала директором поволжского немца. Давид Раймер поселился прямо в школе. В первое утро войны он не стал дожидаться встречи с единоплеменниками и ретировался на восток под канонаду рассветных взрывов. Его пожитки выбросили на улицу, и новым директором школьный отдел управы назначил сына диакона из соседней деревни.

Здание школы в Вистычах было построено еще при Польше – собирали с родителей по 5 грошей пожертвований на строительные нужды. При советской власти и при немецкой школа никуда не съезжала, а в 1944 году в нее не то попала бомба, не то сожгли оккупанты при отступлении.

При немцах Оля проучилась в Вистычах год и решила продолжить образование в городе. Обнаружила в себе тягу к украинскому языку, как в советское время – к русскому, который свежо преподавал молодой учитель, «за польских часув» окончивший русскую гимназию Бреста. Неисповедимы пути Господни: в оккупацию знаток литературы пошел на службу в шутц-полицию, продвинулся в чине и был убит, похоронен на Тришинском кладбище.

Частота смен власти на веку предвоенных брестчан предопределила аполитичность значительной части населения. Лучший в городе учитель математики Михаил Шубкин еще до 1939-го был нарасхват в четырех гимназиях – польских и русской. Те гимназисты рассказывали: человек был настолько увлечен предметом, что не замечал ничего вокруг. Молодежь, любившая в вечернее время дефилировать по брестскому «топтаку», как именовали оживленный участок улицы 3-го Мая (ныне Пушкинская), старалась не попасть на глаза дежурным педагогам, но Михаила Михайловича никто не боялся, поскольку тот шел полностью погруженных в свои мысли.

С приходом первых советов Шубкин стал трудиться в советской общеобразовательной школе; пришли немцы с политикой украинизации населения – оказался востребован и в украинской. Спокойно воспринял тот факт, что дочь нашла работу в гебитскомиссариате, чем обыденно поделился со своими ученицами, которым предлагал свободную комнату. По дороге расспрашивал, где живут, есть ли там партизаны – обычная тема для той поры, но, с учетом дочки у немцев, Оля с подругой насторожились – вдруг хочет выведать? – и предпочли другого квартиросдатчика.

Получив аттестаты, класс плавно перетек в открытую немцами среднюю техническую школу – как тогда говорили, «фаховый техникум» (в переводе с украинского – «профессиональный»). Здесь ребята провели 1943/44 учебный год. Техникум располагался в каменном здании бывшей начальной школы русской гимназии на ул. Длугой (ныне Куйбышева). Преподавали математику (он же, Шубкин!), физику, химию, языки, учили пользоваться счетами. Для девочек ввели факультативный курс рукоделия: портниха показывала, как правильно шить, чинить одежду, ставить латку...

Летом 1944-го немцы готовились ретироваться. В большинстве учреждений стояло чемоданное настроение. Дотянувшую до первого выпуска техническую школу распустили.

Бывавшая в Бресте наездами Оля удачно встретила одногруппницу Женю Капцевич, и та подсказала, где живет директор: «Сходи к нему, нам выдали свидетельства». Оля пошла, и бывший уже директор прямо на дому выписал бумаги: свидетельство за полгода и за полный курс.

Немцев прогнали, и Оля оформилась в восьмой класс СШ № 2 на ул. Ленина. Жила в той семье польского сапожника, что и при оккупации.

Каждую субботу ходила пешком в Козловичи – сменить белье, взять продукты. В марте 1945-го выпало много снега, а следом пошел дождь, и в городе все растаяло. В конце недели Оля как всегда в валенках, другой обуви не было, отправилась домой – по Каменецкому шоссе в сторону Ковердяков и Тюхиничей. За городом снега по колено, а под снегом вода. Ей бы вернуться, но, подумала, надо хлеба взять, в городе не купишь...

Валенки сразу напитались водой, еле дошла. Мать с отцом стащили обувь, а ноги уже все в ямках, как губка. Мать нагрела ведро воды, насыпала соли. Но выгревать ноги оказалось поздно, и Оля получила ревматизм. Что-то странное стало происходить, отключалась память. Выучит урок, а пока дойдет в школу, ничего не помнит. Недели две так мучилась, а учителя: двойка, двойка, двойка.

Потом она совсем слегла.

Фронт под Варшавой, фармацевтической промышленности – не до населения. В поликлинике выписали рецепт, но предупредили, что в Бресте лекарства нет, только в Пинске. Ждали, может, кто поедет, в итоге так и не купили. Две недели девочка пролежала у хозяев, и ее в критическом состоянии отвезли домой. Три дня не пила, не ела, глаза откроет, глянет на белый свет – и опять в забытье...

Когда потеплело, ее стали на матрасе выносить на улицу. Лежала и физически ощущала, как весеннее солнце вытягивает из нее болезнь.

Все лето промаялась, а к осени пошла на поправку. Потом было не до учебы, приходилось помогать отцу с матерью по хозяйству. А осенью 1951-го организовался колхоз, и из деревни уже не выпускали. Вырвалась, воспользовавшись единственным шансом, – завербовалась по объявлению на стройку в Россию. Против этого уполномоченный был бессилен. Уехала в Куйбышев и работала на строительстве пароходной пристани на Волге.