«Не с кем поговорить - так хоть с котами». Как доживает 95-летний слепой ветеран Петр Степанович

Старый дом стоит на краю Кобринского района, на отшибе деревни Бельск. Со стороны он выглядит заброшенным. Темно-зеленый фасад выгорел. Оригинальный насыщенный малахитовый цвет экстерьера сохранился вверху, под кровлей, куда не достигало солнце. Ниже он плавно перетекает в изумрудный, который к середине бледнеет до прозрачно-фисташкового. По периметру дом окружает высокая трава, под навесом у сарая разбросаны лохмотья. Интерьер не лучше: ободранные обои, облупленный потолок, свисающие лампочки и резкий запах мочи. Это не притон асоциала, не заброшка нищего, не хижина маргинала. В этом доме живет 95-летний ветеран войны Петр Степанович Ковальчук. Есть даже табличка на фасаде для тех, кто не верит: «Тут жыве ветэран Вялiкай Айчыннай вайны. Дзякуй за Перамогу».

Нет, история Петра Степановича — не о том, как ветеран потерялся на задворках социально ориентированного государства. Наоборот. Государство о нем знает и помнит: душа за деда болит и у местных властей, и у соцслужбы. Так как же получилось так, что 95-летний участник Великой Отечественной войны доживает свой век в пропахшем кошачьей мочой доме?

Имя Петра Степановича Ковальчука бесполезно гуглить — ничего интересного не найдете. Прожил человек 95 лет, прошел войну, встретил День Победы в Берлине, на пенсию вышел, когда уже было за 70 — а будто и не было его никогда. Мы тоже о нем не знали, но пришло письмо в редакцию с пометкой «Никто не забыт, и ничто не забыто», а дальше краткая справка о славном боевом прошлом Петра Степановича и грустном настоящем: «Живет один (с котами), слепой, память ухудшилась, ухода за ним практически нет никакого».

Приложением к тексту шли 20 фотографий: заполненный старой изношенной мебелью зал, грязная кровать в спальне, облезлые стены кухни, та самая табличка «Дзякуй за Перамогу» на фасаде под номером дома и сам ветеран, который сидел в куртке на табуретке в кухне, закрывая ладонями невидящие глаза.

«О своей жизни рассказывает: в плену у немца ему жилось гораздо лучше, чем сейчас. Пенсию получает немаленькую — около 600 рублей, но она куда-то исчезает. В доме стоит неприятный запах. Много грязи! Последний раз мылся лет пять назад. Приближается зима, у него нет ни заготовленных дров, ни теплой одежды», — говорилось в письме.

«Сначала мог еще что-то видеть, а потом ослеп»

В гости к Петру Степановичу мы поехали с его дальним родственником — мужчиной преклонного возраста, который живет в нескольких десятках километров от ветерана. Свое настоящее имя он попросил в статье не указывать — не хочет испортить отношения с единственным сыном Петра Степановича, а молчать тоже больше не может — «жалко деда». Для удобства назовем нашего попутчика Иваном Ивановичем. Он не претендует ни на пенсию ветерана, ни на его дом, ни на наследство — слишком далеко друг от друга находятся ветви их общего фамильного древа. У Ивана Ивановича банально душа болит за то, в каких условиях доживает свой век человек. Пока было здоровье, Иван Иванович постоянно ездил к Петру Степановичу: поговорить, помочь по хозяйству, покормить. А теперь, говорит, уже возраст не тот — самому нужны забота и уход близких.

Ивана Ивановича мы встретили в Кобрине и поехали на юг района, в сторону украинской границы. От райцентра до Бельска минут 30 пути. Большая часть дороги идет по асфальту, последние пару километров — грунтовка.

Иван Иванович родом из этих краев. Большую часть своей жизни прожил недалеко от Петра Степановича. За долгие годы отношения между ними сложились теплые. По словам собеседника, пока была жива жена Петра Степановича, то все у них было «более-менее нормально»:

— Справлялись сами. А четыре года назад ее не стало. После этого у него ухудшилось зрение. Сначала мог еще что-то видеть, а потом ослеп.

Петр Степанович и котики

Заехали в Бельск, оставили машину на обочине, зашли в дом — дверь была открыта. У печи хозяйничала соцработница, а Петр Степанович сидел на той самой табуретке с фотографии. На столе перед ним стояли пять тарелок. Одна — с фруктами — для хозяина дома. В четырех других лежала еда для его котов: горка творога, молоко, сухой корм и нарезанная кубиками вареная колбаса.

Деревянный дом небольшой: две жилые комнаты, кухня, сени. Дверь в зал была закрыта. Туда на время визита гостей сгоняют всех котов, которые живут под одной крышей с ветераном. Сколько их, никто точно сказать не может. По одним данным — одиннадцать, по другим — шесть, по третьим — четыре. Коты пересчитать себя не дают. Как только в дом приходят чужаки, они разбегаются по углам, залезают под диваны, столы и замирают. Их присутствие выдает только резкий аммиачный запах.

В доме ветерана кошачьей мочой пропах каждый миллиметр пространства. Вонь проникла в каждую щель, бесцветным слоем покрыла пол, стены, потолок, мебель, впиталась в одежду и постельное белье. Заботливые гости Петра Степановича одно время выбрасывали из дома источник неприятного запаха, но коты всегда возвращались. Петр Степанович их любит, а к запаху уже привык. Свою кошачью свору он ласково называет «мои котики».

Зал, в котором прячутся «котики»

29 сентября Петру Степановичу исполнилось 95 лет. Поздравить с днем рождения к нему приезжала большая делегация: члены сельсовета, территориального центра соцобслуживания, местного хозяйства, лесхоза, в котором он работал, ветеранской организации, сын. Приехали не для галочки, а от души. Поздравили, посидели, поговорили, уехали. Их визит — хоть и был он, по впечатлениям присутствовавших, душевным — в памяти ветерана не отложился.

Зато войну Петр Степанович помнит. Но тоже не всю — отдельные фрагменты.

— Тут в Бельске забирали людей на работу в Германию, — начал ветеран. — Я попал в облаву. Меня взяли и повезли в Германию. Я там четыре года провел: два при немцах, два — после войны. Попал в Германию на завод. Там немец, который работал на заводе, меня кормил. Сшил мне маленький мешочек, в который влезало манной крупы на два раза поесть. Я каждый день в этот мешочек отсыпал крупу, клал за пазуху и проходил через ворота. Меня даже не проверяли.

— А что за завод был? Что производил?

— Зерно мололи… Мне немец сшил такой мешочек, что я двести граммов манной крупы туда отсыпал… Прятал за пазуху, выходил, и меня никто не проверял…

— Много вас из Бельска было на том заводе?

— Нет. Забрали много людей, но не все туда попали. Был я и, кажется, был кто-то еще из соседней деревни… И вот там был немец, который сшил мне мешочек, в который я крупу набирал… Я в него отсыпал крупу, прятал за пазуху и выходил… Меня никто не проверял, — в третий раз повторяет Петр Степанович.

— Тяжело было?

— Другим было тяжелее. Немец, который мне мешочек сшил, мне и еду иногда приносил. Поэтому труд был тяжелый, но не голодал.

— А потом что?

— Потом наши меня освободили и я пошел на фронт. После войны еще 2 года служил в Гамбурге.

«Сижу, лежу, на койке перевернусь»

После двух лет службы в Германии Петр Степанович вернулся в родной Бельск, устроился бригадиром в стройбригаду, где и проработал большую часть своей жизни. Потом пошел работать лесником. Говорят, что на пенсию ветеран ушел, когда ему было за 70. Всю жизнь бок о бок провел со своей супругой. Ее не стало в 2015 году. С тех пор он остался в Бельске один.

— Не скучно вам одному?

— Скучно… Но что ты сделаешь? Живу… Коты вон есть. У меня их четыре… Или пять… Они меня любят. Спят со мной. Я лягу на кровать, они ко мне придут, лягут все вокруг меня, а один еще и на меня ляжет. И печь топить не надо. Так и живу, — улыбнулся ветеран.

— Я один раз приехал, — подключился к разговору Иван Иванович, — а в холодильнике на нижней полке кот лежал. Я дверцу открыл — он выбежал.

— А днем чем занимаетесь, Петр Степанович?

— Ничего не делаю. Живу, як малпа.

— Это как?

— Я ж не вижу ничего. Куда меня пхнули, туда я и пошел…

— Сидит вон там целый день, — Иван Иванович показал на стул у окна в спальне ветерана.

— Просто сидите?

— Сижу, лежу, на койке перевернусь. Котик придет ко мне пошкрябается. Я с ним побалуюсь. Вот так и живу… Раньше было радио. Несколько дней назад сломалось. Нужно чинить. Порвалось что-то… С радио было веселее.

— А к сыну переехать?

— Не хочу.

— Ну тяжело ведь одному.

— Ну плохо… А что сделаешь. Пока было зрение, было лучше. Я выходил во двор, посидеть. Соседи ко мне ходили. У меня соседи хорошие: придут, посидят, что мне нужно сделают. А сейчас никто не идет…

С разрешения Петра Степановича Иван Иванович провел нас по комнатам дома. Зал с мебелью и котами мы уже видели, прошли в спальню. Она в два раза меньше «кошачьей комнаты». Возле печи стояла кровать, рядом, в углу, разместилось в тазу накрытое крышкой ведро, у окна — стол со сломанным радио.

— Он тут так и спит: в одежде с котами, — вздохнул Иван Иванович.

На этой кровати Петр Степанович спит

«Сами не знаем, что там делать»

Формально соцработник должен навещать Петра Степановича три раза в неделю. На деле получается чаще. Женщина, которая ухаживает за ветераном, живет с ним в одной деревне и приходит к нему каждый день. Соцработницу Петр Степанович уважает и ласково называет Катенькой. Дрова на предстоящий сезон у дедушки есть — их привезли на днях из лесничества.

— Дедушка проживает в старом доме. В доме ремонт не делался, — вздохнула директор Кобринского территориального центра социального обслуживания населения Наталья Осипова. — К нему ходит социальный работник каждый день. Она ему даже поесть дома варит и приносит. У нас вопрос на контроле. Мы к нему недавно ездили, поздравляли с юбилеем. Сын не разрешил нам покрасить ни пол, ни дом снаружи. Сказал, что деду будет вонять. Он получает его пенсию и покупает отцу продукты сам. У дедушки живет восемь котов. Было двенадцать. Половину вывезли — часть вернулась. (…) Там, конечно, бедно. Когда у него было день рождения, мы умудрились ему печку побелить, все прибрали, перестелили, застелили. Похвастаться нечем. (…) Мы сами не знаем, что там делать.

По словам собеседницы, соцработники готовы были помочь ветерану с ремонтом, но их попросили не вмешиваться:

— Мы хотели в доме пол покрасить. Попросили сына, чтобы купил краску. Соцработник готова была сама покрасить. Но сын сказал «нет».

В свое время пробовали и котов из дома вывезти, но тут уже запротестовал Петр Степанович. Ему без них скучно.

Соцслужба предлагала также поместить ветерана на так называемую социальную койку. Петра Степановича определили бы в больницу под постоянный уход. При этом за содержание высчитывалось бы 80% из пенсии ветерана. Такой вариант не устроил ни дедушку, ни его сына, пояснили в территориальном центре. Как и предложение направить Петра Степановича в дом-интернат.

— Все, что мы можем делать, мы делаем, — заверила Наталья Валентиновна.

Раньше Петр Степанович проводил дни у радио, но несколько дней назад оно сломалось

В Кобринской районной организации Белорусского общественного объединения ветеранов также про Петра Степановича не забыли. 29 сентября приезжали к нему на юбилей:

— На юбилее был и его сын. Он сказал, что предлагал отцу к нему переехать, но Петр Степанович не хочет. Конечно, он почти слепой, не видит ничего. Ему одному, безусловно, там трудно. Соцработница с нами была, говорила, что она ему готовит еду, приносит, печку топит. Конечно, желательно, чтобы он один не жил, но он же никуда не хочет. Говорит, что будет доживать в своем доме.

«Боже мой, боже, Степанович, что ж вы со своими котами…»

Председатель Новоселковского сельисполкома Валентин Скакун — частый гость у Петра Степановича. Ветерана он старается проведывать минимум два раза в неделю. Заходит поговорить, ягоды, фрукты принести, по хозяйству помочь. Пенсионер гостям рад.

— С нашей стороны мы все делаем. Заставить его лечь на социальную койку я не могу. Сейчас к нему приходили, просили: «Петр Степанович, давайте, вам там хорошо будет, вас там покормят, за вами там ухаживать будут». Он говорит: «Нет, я буду до конца жизни в своем доме». (…) На сына бы как-то повлиять, но я не знаю, как, — посетовал председатель.

Для Валентина Федоровича забота о Петре Степановиче — личное. Он этого не скрывает:

— Я человек восприимчивый. Как у Петра Степановича побуду, так мне потом неспокойно. Поговорю с ним, скажу на прощание: «Вы тут крепитесь», дам винограда, еще что-то куплю… А как ему еще помочь… Раз как-то приехал, стучал в дверь — не открывает. Я с другой стороны дом обошел, вижу, лежит на кровати, руки сложил. Испугался, думал, всё. Я начал стучать в окно, он проснулся, спросил, кто там. Я ему сказал: «Председатель». Он одеяло на голову натянул и дальше лежит. Он тогда болел, как оказалось. Так я взял нашего врача из участковой больницы. Приехали к нему, осмотрели. У него там палец разнесло — кот укусил. Говорю: «Боже мой, боже, Степанович, что ж вы со своими котами…». А он: «Нет, мне не с кем поговорить, так хоть с котами». И коты к нему идут, ластятся. Раньше соседи к нему ходили, сидели с ним. А сейчас из-за сына боятся к нему заходить.

«Ездил бы чаще, но „не олигарх“»

Сын ветерана Алексей Петрович Ковальчук живет в Бресте. Он и сам уже на пенсии. То, что в распоряжении TUT.BY оказались фотографии условий, в которых живет его отец, Алексея Петровича, мягко говоря, расстроило.

Отца он навещает не реже двух раз в неделю. Ездил бы чаще, но «не олигарх». Он, как и другие, настаивает, что делает для папы все, что в его силах: регулярно отвозит продукты, помогает по дому и хозяйству. По словам сына, именно он решил вопрос с баллонным газом в доме ветерана, привез и установил плиту, несколько раз менял холодильник.

Пенсия Петра Степановича — около 600 рублей. Раньше ее привозила ветерану почтальон. По словам сына, когда деньги хранились у отца, «часть куда-то пропадала». Но в милицию Алексей Петрович не обращался, только решил оформить отцу банковскую карту. С весны этого года пенсия поступает на карточку, которая хранится у сына ветерана. Деньги он тратит на покупку продуктов отцу, корм для котов, оплату коммунальных услуг и счетов.

Жилищные условия Петра Степановича он описывает, как «удовлетворительные»:

— Никакого притона там и близко нет. Конечно, есть нюансы.

— А к себе папу взять не предлагали?

— Я не могу перечить начальникам, старшим и родителям. Он сказал: «Когда уже ходить не буду, завезешь меня или к себе, или на соцкойку».