Представляем автора – Леонид Исаакович Шофман

Встречая на улицах Червеня Леонида Исааковича Шофмана, всегда удивляюсь его быстрой походке, весёлому блеску глаз, дружелюбию и открытости.

Трудно поверить, что это неработающий пенсионер,  давно разменявший седьмой десяток. Знал его в бытность научным сотрудником Минской областной сельскохозяйственной опытной станции, 42 года достойно представлявшим её интересы в научной и производственной сферах.

В 2012 году наша газета опубликовала отрывки из  автобиографической повести Леонида Исааковича “Страницы жизни”, а теперь узнаю, что журнал “Нёман” поместил один из его рассказов — “Ворон ждал”.

При очередной встрече спросил у Леонида Исааковича:

– Вы серьёзно занимаетесь литературным творчеством? Какова тематика Вашего рассказа при столь странном заголовке?

И вот что он ответил:

– Я вовсе не писатель в профессиональном смысле, когда писание — цель.  Просто перед тем, как завершить трудовой этап жизни, стал задумываться. Большинство людей, готовясь к уходу на пенсию, предварительно создают задел в виде недвижимости, солидного счета в банке и т.д., а потом “стригут” розы и купоны.

Мне это чуждо. Просто нужно было снивелировать резкий переход от активной деятельности, когда ты многим нужен (звонки буквально через каждые полчаса), до полного забвения, до ощущения отработанного материала. Но мозги то должны работать…

В рассказе в очень сжатой форме поднято несколько тем, но главная — “лишний человек”, не способный и не желающий приспособиться к условиям меняющейся жизни. Все образы собирательные и символичные. Каждый читатель находит в них то, что считает нужным. И всё же главное действующее лицо — Ворон. Это символ мудрости (его отношение к богатству), долголетия и предвестник неблагополучия в обществе.

Насколько художественно получилось — не мне судить. По отзывам библиотекарей и телефонным звонкам знаю, что рассказ читают с интересом. Но, к сожалению, этот номер журнала имеется в нашем районе  в малом количестве. Буду рад, если районная газета донесёт рассказ широкому читателю.

Что ж, всё предельно ясно. Публикуем (с небольшими сокращениями).

Александр БУШЕНКО

ВОРОН ЖДАЛ

Снег был сухой, искристо чистый, обжигающий стужей. Старый ворон, с натугой взмахнув обтрепанными крыльями, тяжело поднялся в воздух и сел на самый высокий сук. Скосив бусинки глаз, внимательный и осторожный, наблюдал сверху за копошением существ, называвших себя людьми. Груда тел, то сливалась в огромный ком, то расползалась на отдельные капли, подобно ртути. Отдельные тела оставались лежать на снегу, оставляя возле себя ярко-красные лужицы крови.

Старый ворон, с пепельной головой, облезлым пухом, прикрытый жесткими перьями, озяб и устал. Ежедневно он прилетал на свалку подкрепиться, свозимыми из разных мест огромного города, отходами. Среди них попадались довольно вкусные объедки съестного – не только куски хлеба, булок, но и невиданные деликатесы.

Но сегодня здесь творилось нечто необычное… Хрип, крики, визги сцепившихся людей нарушали тишину зимнего воздуха. Оставалось – ждать.

* * *

Прижимая обе руки к животу, кривясь улыбкой, Андрей пытался подняться и снова падал. Затухающий взор улавливал мельчайшие детали картины: неестественные позы застывших тел, раскрытые в последнем, ожесточенном крике рты. Последняя находка нарушила хрупкое равновесие обитателей свалки, промышляющих ею, частично живущих здесь – летом постоянно, зимой группирующихся на квартирах тех, за кем они еще числились.

Вольная, ни к чему не обязывающая жизнь. Едва отойдя от сна, подняв лохматые головы чугунно-трещавшие от вечерне-ночного застолья, наскоро отыскав остатки живительной влаги и жадно глотая ее «из горла», обитатели тянулись к привычному месту – свалке.

Существовала строгая специализация, собирали картон, тряпье, бутылки, металл – особенно ценился цветной. Этот товар стоил дорого, к нему допускались по разрешению охраны, имевшей свою долю дохода. Подъезжали многотонные самосвалы, сбрасывали груз, и нужно было иметь особую сноровку, чтобы крючьями растягивать и рассортировывать огромные кучи, освобождая место другим машинам, а затем и работе бульдозера. Иной раз от привезенного мусора шел такой смрад, что голова шла кругом. Но, шла она кругом и от выпитого, от трудного похмелья…

Однообразная, нудная работа, но без норм выработки, количества отработанных часов… Что нашел, собрал, сумел сдать – то твое. Правда, нужно отдать долю старшему, а уж он знает с кем делиться… по цепочке. А так… раздолье, особенно в росистые летние вечера. Люди ночуют в самодельных шалашах из картона, обрезок досок, крытых только кусками шифера. Горят костры… собравшиеся пьют без ограничения дешевое плодово-ягодное вино («чернило» по-народному). Сладостно и неторопливо кукует кукушка, передразнивая собственное эхо. Воздух густ и прозрачен… появляются первые звезды. Люди у костров пьют с вожделением, страстно и вдохновенно. Долго не могут утихомириться, весело тараща глаза в сгущающуюся темноту. Обсуждают свои, только им понятные проблемы, которые в обыденном мире таковыми и не являются. Мелкие обиды, неразделенный кусок колбасы или стакан вина…

«Ты меня уважаешь?» – начинается выяснение отношений. Но и это надоедает… Некоторые громко, во всеуслышание, мужчины и женщины, начинают издавать неприличные звуки. Поднатужившись, особо умелые, вторят громовыми раскатами, после чего начинается судорожное хохотание. Бессмысленный смех, фырканье, визги, барахтанье – все счастливы. Как мало нужно опустившимся людям для счастья: сытый, набитый пищей желудок, хмельная голова и рядом подружка – грязная, полуоборванная, терпеливая и нетребовательная. Все, кто мог, кто ощущал потребность в сексе, исполняли его вольно, как животные, не уединяясь и в любом месте. Конечно, предпочтение отдавалось старшему, вожаку. Его авторитет был абсолютным: он словом и кулаком разрешал споры и драки, решал, кому с кем спать, особенно если на свалке появлялись новенькие.

Свобода, свобода… бесконечная и безобразная.

* * *

Перед глазами Андрея, точно кадры кинохроники мелькает прожитая жизнь. Жизнь… что это такое? И для чего она дана человеку? В чем ее смысл, если, не успев в ней разобраться – она завершается? Что это значит: плыть по своему однажды определенному руслу, не имея времени и сил, чтобы выбраться из этого потока? Только волею случая можно выкарабкаться на берег, не сознавая его устойчивости, надежности нового причала.

Мальчик из интеллигентной семьи, со средними способностями, окончил среднюю школу, технический институт, стал заурядным, обычным человеком. Женился на девочке, которая нравилась ему в школе. В советские времена получил квартиру, обставил ее, затратив массу сил и энергии. Все как у всех – средний советский человек (Homo Soveticus). Отработал с бумагами по 8-10 часов, потом с сослуживцами в пивнушку, где под рюмочку и кружку, сбрасывалось дневное напряжение, страх перед вышестоящим начальством: «Как посмотрел? Понравился ли составленный доклад или отдельные выдержки?» От благосклонности начальства многое зависит: и твое возможное повышение по службе (а значит и денежное вознаграждение), и командировки к смежникам в крупные города страны.

А там… свобода. Командированные, в зависимости от цели поездки, люди уважаемые. Их приветствуют, устраивают пикники, угощают в ресторанах. Можно расслабиться, познакомиться с податливыми девицами. Словом, жизнь прекрасна и удивительна. Потом можно будет рассказать друзьям, коллегам по работе об интрижке, а если очень понравится – сделать связь постоянной и проситься у начальства в командировку именно в этот город. Такое положение длилось годами.

А дома ждала жена, вечно недовольная, постоянно упрекавшая в неумении «жить как все», понимая под этим те блага, которые были у его более высокопоставленных сослуживцев, имеющих возможность выезжать за границу. Попреки надоедали, заставляли отмалчиваться, убегать из дома.

Две дочери были в том возрасте, когда отцы уже не интересны – обе учились в институтах и жили собственной взрослой жизнью. Что-то болтали о лекциях, подружках, красавцах-сокурсниках: кто к кому подошел, да как посмотрел и что сказал… Отца при этом не замечали. Жена и после пятидесяти лет, не утратившая инстинктивного желания нравиться – мужу была безразлична.

И катилась жизнь Андрея, как по рельсам, ровно, без рывков – знай налегай на лямку. С утра на чиновничью работу в министерство, с работы – в пивную, и лишь поздно вечером – домой к семье, фактически таковой не являвшейся. Ничто не скрепляло, не цементировало четырех человек; общая крыша – разные интересы.

Природа наделила дочерей свойством с первого взгляда нравиться мужчинам, при этом они не предлагали им руку. Споткнувшись об это препятствие, приняли его как данность и решили брать от жизни все, что сумеют. Скандалы, сопровождавшие очередные похождения дочерей, были шумны и энергичны, заставляя Андрея лишний раз не задерживаться в квартире.

Дело шло к пенсионному возрасту, а тут накатили события… В стране волевым решением объявили перестройку. На работе стало больше перекуров и пустопорожних разговоров. Как-то непривычно было рассуждать о гласности – вроде не возбраняется критиковать начальство. Расплывчатые цели перестройки рождали равнодушие и пассивность у одних, вседозволенность у других. Приоткрылись границы… и вдруг масса людей бросилась искать дешевые, невиданные раньше заграничные товары. Выезжали все, кто имел личный транспорт. Не имеющие, группировавшись, заказывали автобусы. Страсть к приобретательству, торговле стала принимать масштабность. Не миновала она жены и дочерей Андрея. В доме появились доллары, евро и прочая валюта, позволявшая женщинам открыть собственное «дело» в виде небольшого киоска, торгующего одеждой.

Андрей же продолжал тянуть лямку на опостылевшей работе – выезжал в командировки, писал бумаги, собирал сводки, составлял отчеты, выполнял поручения начальников. Однажды в поезде, ночью, когда хорошо думается, неожиданно Андрею приходят слова, ему не свойственные, для него не характерные. Понимает, что это свыше, не от мира сего… что-то мистически непонятное. При тусклом свете вагонного ночника, записывает их на железнодорожном билете, почти не шлифуя, и внезапно понимает, что это молитва, молитва о женщине.

- Господи! Благослови и помоги женщине найти и сохранить дружеское мужское плечо, дабы:

- могла опереться на него и в краткий миг соития, и в трудный час детородства, и в долгое время становления потомства, и на склоне жизни;

- не чувствовала себя горохом при дороге, а полевым цветком… коль сорван, то в любви.

Господи! Умиротвори женщину, отврати лик ее от большого богатства, нажитого неправедно; вразуми – не в нем счастье, а в мире, любви и нежности. Укроти строптивую, укрепи слабую, успокой крикливую, подними падшую, образумь гордую.

Что мы без женщины? – Жаровня без углей, сосуд без вина, тесто без дрожжей, арфа без струн.

Гос-по-ди! На тебя уповаю – помоги женщине! Аминь!

- «К чему бы это? Вроде бы с женщинами все устоялось. Почему слова посланы мне?» – размышлял Андрей. Постепенно, в будничных делах они подзабылись, их великий смысл раскрылся позднее.

А пока ходит Андрей на работу, исполняет чиновничий долг – труд слабооплачиваемый, но стабильный. К стабильности приучил Андрея весь опыт предыдущей жизни, не жаловал он перемен.

Часть его сослуживцев давно определились: те, у кого были связи – ушли в бизнес, перешли в растущие, как грибы после дождя, фирмы.  Стали менеджерами, а то и их руководителями.

Андрей торговать не умел – «душа не лежала» к изыскам как купить подешевле, а продать дороже. Дома, слушая разговоры жены с дочерьми о «наварах», «откатах», прибылях – чувствовал себя неуверенно, никому не нужным и оттого тосковал. Было ему больно, плохо и одиноко.

Спасал лишь вялотекущий служебный роман.

Альбина, Альбина… Андрей знал многих женщин и умел с ними обращаться. Откуда-то появлялось красноречие (а женщины любят ушами), мог «подбросить» комплимент, вовремя положить руку на плечо, слегка коснуться ушка… Среднего роста, худощавый с седеющей лысоватой головой, узкоплечий с задумчивыми карими глазами – умел производить впечатление на женщин разного возраста.

Альбина работала в машбюро. Скромно одетая, незаметная, в самом цветущем женском возрасте (около 38 лет) она особо не обращала на себя внимания сослуживцев-мужчин (много ярких женщин-стрекоз вращались в министерстве). Всегда за работой, почти никто не видел ее праздношатающийся по коридорам учреждения. Замкнутая, молчаливая, точно выполняла порученные задания, не считаясь с рабочим временем. Таких исполнителей ценят. Поговаривали, что несколько лет назад она овдовела, осталась с 12-летним сынишкой в однокомнатной «хрущовке» и матерью мужа. Таких женщин множество, их жизнь никого не интересует, по крайней мере внешняя сторона, которая проявляется на работе. Невысокая, с пышным бюстом и узким тазом, она не была красавицей, но что-то маняще-притягательное вдруг мелькало в ней, заливая сердце нестерпимой нежностью.

(Продолжение следует)