ДОЛГОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ СЕМЕЙНОЙ ФОТОГРАФИИ

Ирина ВАБИЩЕВИЧ,

старший научный сотрудник Червенского районного краеведческого музея.

Я решила написать именно об этой фотографии не потому, что она какая-то особенная, а потому, что это как раз типичная фотография большой еврейской семьи из маленького белорусского городка. А судьба людей на фотографии – типичная судьба белорусских евреев из провинции, испытавших на себе все невзгоды богатого трагическими событиями ХХ века. А вот история самой фотографии необычна. Прежде чем стать музейным экспонатом, она четырежды пересекла океан, каждый раз добавляя в рассказанную историю новые страницы

В сентябре 2008 года, вернувшись в кабинет сотрудников Червенского районного краеведческого музея после очередной экскурсии, я увидела там пожилую еврейскую пару. Анна и Леонид Хоруц, приехавшие в Беларусь из США, зашли в музей, чтобы узнать, где могила евреев, расстрелянных в Червенском гетто.

Братская могила на замятовской дороге находится довольно далеко от центра, и попасть туда человеку, впервые приехавшему в город, непросто. Я решила пожертвовать обеденным перерывом и проводить гостей до мемориала. Так началось мое знакомство с семьей, чьи еврейские корни так же глубоко врастают в игуменскую землю, как и мои белорусские.

Яков, Моисей, Илья (слева направо), Петрозаводск.

По дороге Анна рассказала, что в братской могиле узников гетто покоятся ее родственники, семья кузнеца Боруха Гельфанда. Я знала об этом человеке, так как в фондах музея хранится газета «Авив» со статьей доктора Леонида Смиловицкого «Покушение на память», где он описывает страшную смерть дедушки Анны. Но об истории Червенского гетто в то время я почти ничего не знала. Прощаясь, мы с Анной обменялись адресами, а через месяц я получила бандероль, где было письмо от Анны, ее очень трогательные, идущие из глубины сердца, стихи, и копия старинной фотографии в деревянной рамке со стеклом. Впоследствии, я еще раз встречалась с Анной, ее младшим братом Борисом, очень много узнала о людях, изображенных на фотографии, и полной событий истории самого снимка. Итогом стал этот очерк, полноправными соавторами которого являются Анна Хоруц-Гельфанд и Борис Гельфанд.

Фотография сделана в 1924-м году в городе, который, к этому времени, уже несколько месяцев как сменил свое пятивековое имя Игумен, раздражавшее новую власть, на Червень, которое носит и поныне.

На фотографии многодетная еврейская семья в полном составе и при полном параде. Фотография постановочная, как было принято в то время. К сожалению, неизвестно, какой фотограф ее сделал, но выбор в то время был невелик. Либо фотомастерская Н.А.Фридлянда, либо Лазаря Рытова, все известные игуменские фотографии, с начала века и до Великой Отечественной войны, изготовлены там, что подтверждают имеющиеся на обороте штампы.

Сделана фотография на улице, на фоне бревенчатой стены, которую прикрыли большим холстом с изображением добротного дома, стоящего на берегу озера в окружении высоких деревьев. Правда, семья настолько большая, что с обеих сторон холста выступают бревна. Для пущей важности с правой стороны добавлен небольшой круглый столик, прикрытый кружевной скатертью.

Моисей в Карелии

Фотография была сделана не просто для того, чтобы запечатлеть семью в определенный период ее жизни. Этот снимок собирались отослать американским родственникам, поэтому и фотограф, и снимающиеся очень хотели, чтобы все выглядело прилично.

В центре фотографии сидит глава семьи, и в то время, по сути, единственный кормилец, кузнец Берл (Борух) Гельфанд. Он происходил из семьи потомственных еврейских кузнецов, издавна проживающих на Игуменщине. С детства помогал в кузне отцу-кузнецу.

В семье его отца Залмена было 17 братьев. Кто-то умер во младенчестве, несколько братьев иммигрировали в Америку в начале века, некоторые погибли в Первую мировую, но те, что остались в Белоруссии и на Украине, стали кузнецами. Фотографию у местного фотографа сделали специально, чтобы выслать в Нью-Йорк, одному из братьев Боруха, который накануне прислал из Америки снимок своей семьи.

Еврейские кузницы размещались в разных районах города, обслуживая  жителей соседних улиц и пригородных сел.

До сих пор у жителей города в частных домах хранятся выкованные еврейскими кузнецами топоры и серпы. Один такой топорик есть и в фондах музея. Память хозяев не сохранила фамилии еврейских кузнецов, только имена – Ицка, Янкель, Феба, Берка. Вспоминают, что кузни были на улицах Минская, Березинская, Бобруйская, т.е. на выезде из города. Заезжали туда проезжие люди, чтобы подковать лошадей. Изделия еврейских кузнецов намного пережили своих мастеров.

Кузница Боруха Гельфанда находилась недалеко от центра, там же при кузне, в большом доме, жила и его семья. Соседи-белорусы звали кузнеца Берка и считали настоящим мастером своего дела.

Борух Гельфанд родился в Игумене в 1887 году. На фотографии ему 37 лет. Был он человеком огромного, почти двухметрового роста. Видимо еще и поэтому, а не только из уважения к его статусу главы семьи, фотограф предложил отцу сесть на стул, иначе Борух просто не поместился бы в объектив.

Исаак, Венгрия, 1945 год

Борух Гельфанд был так называемым «черным» кузнецом. Чтобы прокормить большую семью, не брезговал никакой кузнечной работой – от изготовления сельского инвентаря до подковки лошадей. Но на фото он выглядит как раввин или, по меньшей мере, учитель-меламед. Элегантная пиджачная пара, белая рубаха, галстук – все сшито лучшим образом каким-нибудь еврейским портным, живущим по соседству. А в будние дни – одежда попроще, прожженная и заштопанная, да кожаный фартук кузнеца.

Хотя внуки вспоминают, что был кузнец Гельфанд грамотным, несколько лет посещал хедер, знал иврит и читал Талмуд. Дома разговаривал на идише, русского языка не знал. А с соседями-белорусами и заказчиками вполне сносно объяснялся по-белорусски.

Все братья Боруха Гельфанда были настоящими богатырями, обладали недюжинной силой, и с легкостью подымали кузнечный молот. Брат Роман, тоже кузнец, прожил более девяносто лет, даже в пожилом возрасте удивляя сохранившейся силой и статью.

Боруху Гельфанду не суждено было дожить до старости. Он погиб осенью 41-го года. О его страшной судьбе оставшиеся в живых братья и сыновья узнали только после войны.

Когда червенских евреев сгоняли в гетто, двухметровый Борух, как паршивых щенков выбросил полицаев, толкнувших его жену, из дома. Они вернулись, связали хозяина. Один из полицаев принес из кузни молоток и выкованные кузнецом гвозди для подковки лошадей. Эти гвозди забивали в голову Берки Гельфанда, пока он не умер.

Первыми жертвами Холокоста на червенской земле стали евреи-коммунисты, советские работники, красноармейцы, расстрелянные на еврейском кладбище, и беспартийный кузнец-единоличник.

После войны кто-то из местных жителей рассказал сыну, что истерзанное тело Боруха вывезли за пределы гетто и закопали в карьере, где впоследствии, 1 февраля 1942 года, закончилась жизнь всех узников Червенского гетто.

Жена Сарра погибла в гетто. А на этой фотографии она, красивая и спокойная, стоит, положив руку на плечо мужа, как было

Памятник в Червене, 1968 год

принято у семейных пар на фото тех времен. Строгое черное платье, гладко зачесанные волосы, тонкое интеллигентное лицо, золотое колечко на указательном пальце правой руки.

Жена кузнеца, простая домохозяйка. Сарра Файнберг вышла замуж в 1903 году, когда ей было всего четырнадцать, муж был  на пару лет постарше. На этом фото Сарре 35 лет. За двадцать лет замужества она родила восемь детей, двое сыновей умерли совсем малышами: не то от скарлатины, не то от дифтерита. Это теперь, благодаря прививкам, эти болезни не страшны современным детям. А в начале ХХ века уносили сотни маленьких жизней.

Маленькая и хрупкая Сарра содержала дом сама, с детства приучая к труду детей. В огороде, который был возле дома, в сезон трудились все. Хороший урожай помогал прокормить семью.

Если внимательно посмотреть на фотографию, то становится заметно, что темное платье слишком свободно для хрупкой Сарры. Видимо, в семье ожидается очередное пополнение. До начала войны у Гельфандов родилось еще двое сыновей, последний, Мотл, в 1928 году. Они не успели выпорхнуть из родительского гнезда, как старшие. Вместе с матерью прошли последний путь по улице Замятовской.

Крайняя слева на фотографии – Гинда Гельфанд, первый ребенок и единственная дочь в семье. После нее у Сарры и Берла рождались только мальчики. Мамина гордость и помощница. Но уже совсем взрослая, невеста на выданье. Светлое платье, новенькие сапожки на шнуровке  -  красавица. И жених уже есть. Меньше, чем через год, Гинда вышла замуж, жила неподалеку от Червеня, родила троих детей.

Когда началась война, Гинда вернулась в родительский дом, чтобы вместе пережить лихолетье. Оказалось, вернулась, чтобы вместе погибнуть в страшной яме на Глинище. Вместе с правнуками там лежит и Абрам Файнберг, 86-летний отец Сарры. Четыре поколения, старики, женщины, дети.

Справа от матери в белой рубашке стоит старший сын Моисей, ему 19 лет. Моисей унаследовал от отца и рост, и силу.  В  начале  20-х годов  Борух Гельфанд начал строить пристройку к кузнице с новым горном, чтобы у старшего сына была своя кузня. Все мальчики по мере сил помогали отцу, а Моисей был уже настоящим мастером.

Но время было другое. После хедера сыновья Гельфандов один за другим поступали на учебу в еврейскую семилетку, работавшую в Червене с 1918-го (как семилетка с 1922-го) по 1936 год. Братья Гельфанды проявляли большие способности к учебе и хотели учиться дальше. Давно ушла в прошлое «черта оседлости». Для еврейских юношей была открыта большая страна СССР. Пристройка к кузнице не понадобилась. Сыновья один за другим покидали дом. А двоих младших, подраставших рядом с постаревшим кузнецом, права выбора профессии лишило «окончательное решение еврейского вопроса».

Моисей, вместе с другими молодыми людьми своего поколения, уехал осваивать Север. Сначала строил завод в Карелии, потом был его директором, заместителем министра. Умер от инфаркта в 1967 году, похоронен у Онежского озера.

Рядом с Гиндой стоит брат Яков. Следом за старшим братом он покинул Червень, уехал в Москву, выучился на инженера-химика, воевал. После войны Яков Гельфанд жил в Сибири, в Красноярске, был одним из руководителей химической промышленности огромного Красноярского края. Умер в 1989 году, последним из присутствующих на фотографии членов семьи.

Обнявшись, стоят, старательно глядя в объектив два мальчика в модных тогда «матросках». Они погодки, очень дружны между собой, даже одевают их одинаково, как близнецов.

Рука матери лежит на плече старшего из них, Исаака. Он – ровесник революции. В то время, когда сделана фотография, уже учится в еврейской семилетке, большом деревянном здании с мансардой на углу улиц Советской и Карла Маркса, где вместе с ним обучается около двухсот еврейских детишек из Червеня и близлежащих деревень.

После окончания семилетки в Червене, Исаак Гельфанд уехал в Минск, поступил на еврейский рабфак, затем окончил Политехнический институт. В марте 1941 года Исаак женился. Борух Гельфанд, редко покидавший Червень, лично приехал познакомиться с невесткой. В июне 1941 года Исаак защитил диплом инженера-строителя.

Когда Минск начали бомбить, Исаак с молодой женой, ожидавшей ребенка, успел эвакуироваться. Дочь Анна родилась, когда отец уже был на фронте.

С начала 1942 года и до конца войны Исаак Гельфанд воевал в 1-ом конном корпусе. Сын и внук кузнеца кое-что понимал в лошадях. Войну закончил гвардии старшиной в Венгрии. Вернулся домой в Минск в 1946 году. Приехал в Червень, хотя встречать его было некому. От соседей узнал Исаак Гельфанд о страшной смерти отца, постоял на уже успевшей зарасти травой могиле жертв Червенского гетто, оплакивая родителей, дедушку, братьев, сестру и племянников. Девять членов его семьи лежали в общей могиле вместе с двумя тысячами жертв Холокоста.

Вернувшись в Минск, Исаак Гельфанд устроился на работу инженером Минского областного управления Белорусского коммунального хозяйства, заново создававшегося в разрушенной оккупацией стране.

Сына, который родился в том же, 1946-м году, назвал в честь деда-кузнеца Берла-Боруха Гельфанда, но на русский манер  -  Борисом.

В это время, по инициативе ученого-сталелитейщика Владимира Фундатора, начинается сбор средств на установку памятника убитым в червенском гетто евреям. Исаак становится секретарем инициативной группы по установке памятника.

Памятник должен был представлять собой стелу с надписью «Евреям – жертвам фашизма» на идише и русском, а под ней 40 табличек с именами погибших, которые удалось установить. Таблички, по заказу Фундатора, были отлиты на московском заводе «Станколит». Среди более тысячи фамилий, на них были выбиты имена Берла, Сарры, Гинды и других членов семьи Гельфанд с указанием года рождения.

Однако в установке памятника было отказано под предлогом того, что строительством памятника и работой по увековечиванию памяти павших в борьбе с гитлеризмом занимаются органы Советской власти, следовательно, частная инициатива исключается. Да и вообще, памятники не будут устанавливаться людям какой-либо одной национальности.

У памятника в Червене, на переднем плане внук Исаака, правнук кузнеца Боруха - Доктор Медицины Александр Хоруц

Таблички исчезли. Памятник на могиле узников Червенского гетто установили только в 1968 году с указанием того, что здесь  покоятся в могиле более 2000 советских граждан.

Члены инициативной группы были обвинены в национализме, некоторые лишились работы. Исаака спасла безупречная фронтовая биография.

Исаак Гельфанд всю жизнь проработал в системе жилищно-коммунального хозяйства, главным инженером минского водоканала, главным инженером проектов нескольких проектных институтов, многие годы был главным инженером Жилищно-коммунального отдела Министерства Коммунального хозяйства. В 1980 году вместе с детьми иммигрировал в Миннесоту – северный американский штат. В Америке продолжал работать до 1986 года. Умер и похоронен в Миннеаполисе в 1988 году.

На фотографии 1924-го года Исаак обнимает брата-погодку Илью, родившегося в 1918-м году. Правая ручка у Илюши неестественно выгнута – последствия родовой травмы.

Окончив еврейскую семилетку, Илья подался к старшему брату Моисею в Петрозаводск, затем поступил в институт железнодорожного транспорта в Ленинграде. Исаак успел защитить диплом инженера до начала войны, погодку Илье не хватило года.

Воевал Илья на Ленинградском фронте, добился призыва, несмотря на то, что правая рука была травмирована. После войны, закончив учебу, не захотел возвращаться в Белоруссию. Кроме Исаака, у которого уже была своя семья, близких людей на родной земле не осталось.

Илья вернулся в Петрозаводск, к брату Моисею. Всю жизнь проработал инженером на железнодорожном транспорте в Карелии. Умер в 1983 году.

На руках у Боруха Гельфанда самый младший на время фотографирования сынок, Лёвушка. Ему только два года и одет он, как девочка. В то время, незнавшее «памперсов», мальчиков до определенного возраста одевали в платьица.

Зато сандалии у Лёвы новенькие и блестящие, как и у других детей. Действительно ли так прибыльна была профессия кузнеца, что позволяла многодетной семье одевать всех детей в добротные вещи? Или семейство принарядилось во все лучшее по торжественному поводу фотографирования, заняв недостающее у соседей? Кто знает? Американские родственники должны были понять, что Борух Гельфанд живет в достатке, и у его детей есть все необходимое.

Лёва был очень болезненным ребенком. Даже платьице не скрывает большой живот и тонкие ножки. Рахит в то время был обычным заболеванием для детей, недополучавшим витамин Д. Малышу покупали рыбий жир, водили к опытному детскому врачу, его тезке, Льву Нисневичу.

Поступив в школу, Лев уже ничем не отличался от сверстников. А к окончанию семилетки догнал ростом двухметрового отца. Но и его не дождалась отцовская кузня. С первого класса Лев проявлял необычные способности к математике, и, окончив еврейский рабфак в Москве, легко поступил на математический факультет Московского университета.

Наверное, сложись его судьба по-другому, в перечне знаменитых людей Червенщины был бы доктор математических наук Лев Борисович Гельфанд. Но Лев, как и тысячи других парнишек: евреев, белорусов, русских, казахов (в то время все они называли себя советской молодежью), не мог оставаться в стороне, когда к Москве рвался враг.

Из МГУ Лев Гельфанд перешел в артиллерийское училище, которое окончил старшим лейтенантом, что было весьма необычно, даже для военного времени. Будучи командиром противотанковой батареи, он погиб под Харьковом в 1942 году, ничего не зная о судьбе своей семьи, оставшейся в эвакуации в Червене.

И Сарра так ничего и не узнала о судьбе своих сыновей, ушедших на фронт. У воевавших с оружием в руках был шанс выжить, у узников гетто его не было. Даже младших сыновей нельзя было послать в лес, попытаться спасти – за побег расстреливали всю семью.

Внуки и правнуки Берла и Сарры Гельфанд живут далеко от Червеня, в разных странах, все реже бывая на земле предков, как и огромное количество других потомков тех, кто лежит в братской могиле на замятовской дороге.

Но это еще не вся история фотографии.

Когда Исаак Гельфанд приехал в Червень после войны, он застал родной дом полностью разграбленным. Не сохранилось ни одной семейной фотографии и у выживших в пекле войны братьев. Обо всем, что удалось узнать, Исаак написал братьям.

Не было семейного снимка и у Моисея, старшего брата. Зато чудом сохранился адрес американского дядюшки, для которого в 1924-м году была сделана парадная фотография семьи Гельфанд.

Моисей написал письмо в Америку. Сообщая о гибели семьи, попросил прислать, если возможно, или саму фотографию или ее копию.

Родственники откликнулись довольно быстро. Прислали письмо с соболезнованиями, и фотографию.

Моисей сделал несколько копий, одну из них отдал Илье, который был рядом, в Петрозаводске, а две других выслал Якову – в Красноярск, и в Минск – Исааку.

В 1947-м году Моисей был арестован и осужден на десять лет исправительно-трудовых лагерей по 58-й статье как сотрудник американской разведки. Как доказательство фигурировало письмо, полученное из Нью-Йорка, письмо с фотографией перемолотой войной семьи.

Семь лет «американский шпион» Моисей Гельфанд провел в лагерях. Был освобожден в 1954-м, полностью реабилитирован. Уже в то время смогли понять, что желание иметь фотографию убитых родителей – не преступление. Теперь уже Илья сделал копию со своей фотографии, взамен изъятой при аресте. До своей смерти от инфаркта, Моисей работал директором кирпичного завода в Петрозаводске.

Свою семейную фотографию Исаак Гельфанд привез в 1980-м году в Америку, куда она была выслана в 1924-м году. В 2008 году фотография опять оказалась в Червене, где была сделана 84 года назад. Теперь она один из экспонатов с наиболее трагической судьбой на выставке «Город грустит о потерянных детях своих… »

Впервые эта история была опубликована в сокращенном виде в издании «Мое местечко» .